Зарождение петраркистской традиции в Италии XV века

Проблема зарождения петраркистской традиции рассматривается в тесной взаимосвязи с проблемами гуманизма, народного и латинского языков, отношением к творчеству Петрарки и Данте. По мнению автора, ее появление относится к 1440-м годам и связано с творчеством придворных поэтов Джусто деи Конти и Анжело Галли.

Несмотря на то, что петраркизм поэтов второй половины XV в. (Лоренцо, Саннадзаро, Боярдо, придворных поэтов) обсуждается еще с середины XIX в., вопрос о его возникновении встал со всей очевидностью лишь в 1987 г., после публикации книги стихов Галли. Разрешение этого вопроса оказалось в прямой зависимости от того, что понимать под петраркизмом: следование норме Бембо или традицию подражания «Книге песен» Петрарки, которая начала оформляться задолго до Бембо. В современной науке представлены обе точки зрения. Мы придерживаемся второй. Хотя понятие «петраркизм» возникло в годы становления нормы Бембо, сама эта норма возникла как результат долгого и плодотворного развития традиции подражания Петрарке. Поэтому рассматривать петраркизм XVI в. в отрыве от предшествующего этапа, с нашей точки зрения, неправомерно: вопрос о возникновении петраркистской традиции может оказаться решающим в спорах о петраркизме.

Становление петраркистской традиции неразрывно связано со многими узловыми проблемами эпохи, которые по отношению к нашей проблеме выступают как некий единый комплекс. Это обстоятельство и определяет характер изложения материала: проблема зарождения петраркистской традиции рассматривается в тесной взаимосвязи с проблемами гуманизма, народного и латинского языков, отношением к творчеству Петрарки и Данте.

Почитатели Петрарки появились уже при жизни поэта. Среди них Боккаччо, Верджерио, Дзеноне Дзенони, Саккетти, Салутати и многие другие. Боккаччо принадлежит первая биография поэта на латинском языке «О жизни и нравах Франциска Петрарки из Флоренции» (1347), в которой Петрарка предстает как подражатель и прекрасный знаток древних, автор «Африки» и других латинских сочинений. Итальянские стихотворения поэта Боккаччо только упоминает. Акцент на латинской составляющей его наследия не случаен. Все первые биографы Петрарки (их в XIV в. было еще пять) руководствуются его «Письмом к потомкам» и, следуя воле автора, восславляют его как блестящего эрудита, историка и латинского поэта, отводя сочинениям на итальянском языке второстепенную роль. Петрарка сознательно формировал представление о себе как о первом гуманисте. Именно эта его деятельность оказалась настолько своевременной, что принесла ему славу, какой не имел ни один писатель средневековой Европы, и создала широкий круг подражателей и единомышленников.

Последователи поэта конца XIV в. идут за учителем по дорогам, им проложенным: изучают античность, осваивают новые жанры. Они подражают разным текстам поэта и на обоих языках. Хотя предпочтения есть: близость средневековой культуре сказывается на заметной популярности аллегорических «Триумфов». Подражание в лирике дается особенно трудно. Потребуется не одно десятилетие, прежде чем будут усвоены не только топосы и приемы, но и изысканность поэтической формы , «индивидуализм» любовного переживания Петрарки; пока же поэты ориентируются на многие образцы: Данте, стильновистов, Петрарку. Как справедливо заметил Н. Сапеньо, в XIV в. влияние поэта «не является еще столь значительным, доминирующим и... уникальным», каким оно окажется в явлении, определяемом как петраркизм XV и XVI вв. 

Литературная и гуманистическая деятельность Петрарки имела столь мощный размах и силу воздействия на современников, что не могла не отозваться на восприятии Данте, авторитет которого был очень высок. Петрарка не просто потеснил своего предшественника, он заставил переосмыслить понятия «философ» и «поэт», традиционные в оценках Данте, - и своим творчеством спровоцировал ситуацию выбора культурных приоритетов: поэтов начинают сравнивать.

Для итальянцев XIV в. Данте - прежде всего ученый. Глубина познаний поэта в вопросах философии, теологии, астрологии, естествознания вызывала восхищение и в силу своей недосягаемости для обычного читателя - глубокое почтение. Его комедия воспринималась как свод научных знаний эпохи, который комментаторы без устали растолковывали читателю. Эстетический аспект в связи с творчеством Данте всегда оставался в тени. Оценки его поэтического таланта ограничивались двумя моментами - силой воображения и аллегоризмом языка. И если первому нельзя было научиться, то подражать второму - вполне, тем более что в соответствии с взглядами того времени именно аллегория считалась признаком поэзии.

Гуманисты первой волны называют Данте поэтом, но, стремясь вслед за Петраркой защитить языческую культуру античности, саму поэзию поднимают до уровня философии и теологии. По их убеждению, под покровом вымысла и аллегорического языка поэзия скрывает те же вечные законы мироздания, что и философия. Поэтому, когда Данте называют поэтом, имеют в виду все то же -философ, ученый, говорящий о земном и небесном на языке символов и аллегорий.

Петрарку , подобно Данте , тоже называют философом , но уже в другом смысле. Если Данте - философ как представитель традиционной средневековой науки с опорой на Аристотеля, то Петрарку именуют философом для того, чтобы подчеркнуть его оппозиционность по отношению к этой науке. Он философ в том же смысле, в каком, например, Салутати именовали «князем философов нашего века», - как гуманист, приверженец нового языка и новой идеологии.

Возвращая философию в лоно классической античной языковой и литературной культуры, гуманисты меняют многие культурные установки предшествующего времени: латынь предпочитают народному языку, классический латинский - средневековому, они снимают принцип авторитета в отношении к тексту, заменив его филологической критикой, и т. д. Новизна позиции гуманистов очень красноречива: высоко оценивая Данте, они вместе с тем следуют путем, проложенным Петраркой. На этом пути знание, ученость неотделимы от красоты, выразительности и даже изящества речи, другими словами, философия становится неотделима от риторики, искусства, которое, как считает Салутати, украшает и возвеличивает все прочие науки. Для гуманистов XIV в. вопросы стиля еще не перевешивают вопросы этики и морали, но их возрастающая значимость бесспорна. С этих новых культурных позиций Бенвенуто Рамбалди да Имола заключит: «Насколько Петрарка превосходил как оратор Данте, настолько Данте превосходил как поэт Петрарку».

Отношение гуманистов первой волны к двум поэтам формируется как отношение к разным культурным традициям, которые каждый из них представляет. Следует подчеркнуть: речь идет больше о разнице в мировоззрении, чем языке. Хотя за Данте сохраняется приоритет в формировании литературной традиции на вольгаре, а Петрарка превозносится как латинский поэт, это не означает, что при сопоставлении двух поэтов критерием является разный язык их произведений. Классическая латынь противопоставляется не народному языку, а схоластической латыни. 

Во второй половине XIV в. Данте прочно занимает место классика, он возвеличен, но вместе с тем и дистанцирован. Ему подражают, его комментируют, на его авторитет постоянно ссылаются, с ним спорят, но спорят именно как с классиком -Сенекой или Августином. На этом этапе в восприятии двух поэтов еще очень важен собственно временной фактор: первое поколение гуманистов так или иначе было связано с живым Петраркой, и новизна его идей особенно созвучна времени.

Одной смены поколений, однако, оказалось достаточно, чтобы поэт переместился в разряд классиков - в сочинении Леонардо Бруни «К Петру Гистрию» . Петрарка и Боккаччо встанут рядом с Данте. В сознании гуманистов начала XV в. они выступают как основоположники современной литературной традиции, которая соотносится с иной традицией, античной. Они - уже единое целое, «три блистательных флорентийских поэта», «три венца». Такие оценки свидетельствовали о появлении исторической дистанции в отношении к трем писателям, что создавало предпосылки для нового освоения их наследия.

В первой книге своего диалога устами гуманиста Никколб Никколи Бруни высказывает серьезные оговорки, с которыми новое поколение оценивает великих предшественников. Гуманистов не устраивает их латинский: с точки зрения стиля далеко не безупречны «Epistole» Данте; Петрарка не знал классической поэзии и риторики, как можно заключить из «Bucolicum сarmen» и «Invective», не оправдала ожиданий и его знаменитая «Африка»; Боккаччо не хватает эрудиции. И хотя во второй книге обвинения будут сняты, подобные упреки не случайность. Они обнажают направление развития гуманизма в этот период.