Размышления географа о «Гибели империи». Часть 2

Если бы мы ставили цель просто доказать, что СССР был не империей, а федерацией, приведенных фактов было бы достаточно. Но наша цель - обна­ружить истину. И мы не можем пройти мимо того факта, что среди равных республик фактически одна всегда была «равнее».
Для того чтобы в этом убедиться, вспомним одну строчку из гимна СССР: «...сплотила навеки великая Русь». Эту строчку резко критиковали антиимперцы в 90-е годы. Критиковали за слово «навеки»: дескать, оно противоречит положению о свободе выхода республик из Союза.

Критика эта представляется вздорной. Надо быть очень злым человеком, чтобы считать, что главное в жизни супругов - возможность развестись, и все время напоминать об этом. На свадьбе или ее годовщинах об этом обычно не говорят, а желают молодым быть навеки вместе (другое дело, что эти поже­лания не всегда сбываются).
Но в строчке есть другой подвох, и характерно, что антиимперцы на не­го не обратили внимания. По Конституции - все республики равны, а в гимне выделена одна из них.

Представление о России как метрополии всегда присутствовало в созна­нии значительной части населения. В истории отождествлялись Киевская Русь, Московия, Российская империя и Советский Союз. Отождествлялись субъективно, но это переходило в сознание руководящих работников и чиновников, авторов учебников и преподавателей, литераторов и журналистов. Проникло в массовые представления как россиян и русских, так и «нацменов».
Все тот же А. Авторханов приводит множество примеров нарушений прав национальных меньшинств на пользование своими языками, кадровых ограничений, попросту оскорблений - не говоря уже о и без того известных фактах депортации народов. В большинстве случаев эти примеры реальны и звучат серьезным обвинением.
Надо, однако, помнить, что эти примеры, как и само представление о не­равноправии республик, противоречили положениям законодательства и са­мой советской идеологии. Правильный вывод здесь - разобраться, дать фак­там правильную оценку, принять меры, чтобы законодательство больше не нарушалось.
Но не все так просто. Нельзя не понимать и того, что в какой-то степени неравноправие здесь как бы естественно.

Да, и русские, и выходцы из России доминировали. Но ведь отчасти это объясняется их относительной численностью.
Возьмем географию. Огромный размер России, ее географическое поло­жение в центре страны, с выходом ко всем морям, с наличием границ с Фин­ляндией, Польшей, Китаем, Японией, США указывают на ее особое, государ­ствообразующее место в Советском Союзе.
Ничего не поделаешь и с историей. До XIII в. у России была общая ис­тория с Украиной и Белоруссией, но не со странами Прибалтики, Закавказья и Средней Азии. К тому же в следующем веке началась уже новая история, в которой, если вдуматься, Сталин был отдаленным продолжателем дела Ивана Калиты. Даже те народы, которые присоединились к России максимально «по-доброму» (вспомним Переяславскую Раду, Георгиевский трактат), имен­но присоединялись, вливались в чужую историю.
И трудно иначе обосновать нахождение Эстонии и Туркмении в одном государстве, чем пресловутым «сплотила Русь». (У автора есть давняя мечта
- написать монографию если не по истории, то по исторической географии Советского Союза, в которой история Грузии, Литвы, казахов, бурят, евреев и т. д., наряду с историей русских освещалась бы сначала как предыстория к будущему вхождению в Союз, а затем как самостоятельное и одновременно уже не независимое развитие внутри него. Пока не получается, в том числе и из-за методологических трудностей. Но ведь подобной книги нет вообще. В лучших советских учебниках - а есть и худшие - дороссийская история бу­дущих республик смотрится инородными кусками).
Наконец, русский язык, единственный претендент на роль общенацио­нального.
Все это в большей или меньшей степени естественно - в условиях еди­ного государства, но естественно и то, что не всем это нравилось.
И сегодня следует признать: прав Е. Т. Гайдар, когда говорит о субъек­тивных чувствах многих россиян. И прав в том, что имперские настроения россиян способствовали сепаратизму и развалу Союза. И сегодня способст­вуют углублению этого развала, а, возможно, и новому сепаратизму, уже внутри России.
Очень характерный пример - обсуждение «Крымской проблемы», как в прессе, так и на бытовом уровне. Обязательно услышишь в нем тезис, что Крым вошел в состав России еще в XVIII веке, что Севастополь был основан русскими, что вся эта земля «полита русской кровью». И очень туго воспри­нимаются доводы, что до 1917 г. слово «Россия» означало нечто другое, что тогда в нее входила, в частности, Украина, а слова «российский», «русский» вовсе не означали «не украинский», хотя теперь означают. В 1854-55 годах Севастополь обороняли россияне, в том числе и украинцы. А в 1941-44 его обороняли, а затем освобождали отнюдь не русские и не россияне, а совет­ские, в том числе и русские, и россияне, и украинцы.
Столь же туго доходит понимание, что флот, всегда бывший в Севасто­поле градообразующей сферой и имевший всесоюзное подчинение, подчи­нялся именно Союзу, а не России; как любой оборонный или машинострои­тельный завод - в Ташкенте, Таллине, Днепропетровске, Челябинске или Красноярске.
Мы попытались разобраться в вопросе с максимально возможной объек­тивностью. Разумеется, от собственных предпочтений, взглядов, эмоций ни­куда не денешься. «Максимально возможная объективность» означает мак­симальный учет других точек зрения и потенциальных возражений.
Мы попытались также максимально держаться в рамках своей профес­сиональной компетенции. Трудно, конечно, удержаться от экскурсов в исто­рические, политические, социологические, юридические, этические и другие сферы. Видимо, это не всегда удавалось, но попытка была.
Все же попробуем кратко сформулировать основное.
По предложенному Е. Т. Гайдаром критерию (основному признаку им­перии), СССР как политико-географическое образование имел мало общего с Британской, Французской, да и прочими империями, следовательно, выводы, делаемые на их материале политиками и публицистами (из коих главный - «все империи должны были распасться и распались»), к нему неприложимы.

А его политико-географическими аналогами являются Югославия - то­же бывшая - и Великобритания. Их общие черты:
- государство состоит из нескольких «этнических» частей, пользующих­ся высокой степенью автономии и принимающих участие в управлении всем государством;
- одна из этих частей (и ее титульный этнос) фактически «равнее дру­гих», причем отчасти это пережиток, который можно и нужно искоренять, а отчасти нечто неизбежное, чего можно избежать исключительно путем раз­вала государства (и то не наверняка: в давно независимой Ирландии практи­чески все говорят по-английски), а лучше принимать как должное и неизбежное;
- государство в то же время представляет собой одно эмерджентное це­лое, с единым миграционным и культурным пространством, с единой истори­ей, и аксиологически это как минимум сопоставимо с потерями частей от вхождения в него и отсутствия независимости.
Главные различия:
Великобритания, в отличие от двух других, - страна со стабильной по­литической системой и экономикой, и в ней сепаратистские ценности оста­ются уделом маргиналов;
Великобритания, в отличие от СССР, состоит из однозначно историче­ски и географически определенных частей (и то в пределах одного острова; с Ирландией все сложнее); среди советских республик такие «кубики» тоже были, но не таковы крупнейшие - Украина, Казахстан и, главное, Россия.
Отсюда: признавая нынешнюю политико-географическую реальность; не надеясь на восстановление СССР; даже не обсуждая и не ставя под сомне­ние неизбежность его распада; допуская наличие каких-то неведомых досто­инств нынешней ситуации - констатируем, тем не менее, наличие и некото­рых отрицательных последствий, прежде всего с точки зрения прав человека и с точки зрения культуры, и настаиваем на необходимости что-то делать для смягчения этих последствий.
Что делать - вопрос отдельный, для начала надо признать эту необходи­мость.
Итак, мы солидарны с критикуемым автором в том, что не следует ста­раться вернуть прошлое. Но вот будущее строить нужно, и представляется, что наш анализ может помочь строить его несколько по-иному.