Восприятие советской молодежью политических кризисов 50-х годов ХХ века в странах Восточной Европы
Победа СССР во Второй мировой войне создала условия для советизации восточноевропейских государств. В 1948 г. в обстановке обострения противоречий между Востоком и Западом местные политические элиты взяли курс на ускоренное строительство социализма по сталинскому образцу. Следствием копирования советского опыта социально-экономических преобразований явилось ухудшение уровня жизни населения на фоне попрания демократических свобод. До поры до времени неудовлетворённость рядовых граждан характером проводимых преобразований сдерживали репрессивные мероприятия властей, отчасти объясняемые сопротивлением имущих классов. Ситуация в регионе существенным образом изменилась весной летом 1953 года. Смерть И.В. Сталина и последовавшие за ней перестановки в руководстве Советского Союза сопровождались изменением баланса сил между сторонниками жёсткой линии и политиками либеральной ориентации практически во всех странах социалистического лагеря. Например, 28 июня 1953 г. пленум Центрального Руководства ВПТ (Венгерской партии трудящихся) сместил с поста главы правительства М. Ракоши, за две недели до этого обвинённого Президиумом ЦК КПСС в отступлении от ленинских принципов. Его место занял известный своими демократическими устремлениями И. Надь. Подобное происходило и в ряде других стран социалистического лагеря.
Процесс обновления верхних эшелонов власти породил в восточноевропейском обществе надежды на развитие демократии, улучшение условий жизни и труда. Стремлением донести до сознания руководителей необходимость проведения глубоких социально-экономических и политических реформ были продиктованы массовые выступления трудящихся, студенческой молодёжи и интеллигенции в 1953-1956 гг. К числу наиболее громких акций гражданского неповиновения этого периода относятся манифестации рабочих Берлина и других крупных городов ГДР 1617 июня 1953 г., социальный взрыв в Познани 28 июня 1956 г. и венгерские события осени 1956 г., приобретшие ярко выраженную антикоммунистическую окраску во многом благодаря усилиям Запада.
События в Польше и Венгрии продемонстрировали, насколько советская политическая система далека от традиционных норм демократии, её негибкость в условиях «холодной войны». Меры по либерализации общественной и политической жизни, предлагаемые лидерами указанных стран, вступали в явное противоречие с представлениями советского руководства во главе с Н.С. Хрущёвым о социализме в Восточной Европе. Напомним также, что венгерское восстание 1956 года началось с митинга студентов Будапештского Технологического института, требовавших проведения выборов на многопартийной основе и суда над организаторами массовых репрессий.
Всего нами было опрошено 35 респондентов, чьё обучение в Казанском университете пришлось на 50е начало 60х годов ХХ в.
Массовые беспорядки в ГДР по причине того, что они ставили под сомнение успешность реализации сталинской модели социализма на немецкой земле, не получили сколько-нибудь заметного отражения в советских СМИ. Тем не менее, двое из 35 опрошенных нами респондентов были хорошо осведомлены о масштабе волнений в Восточном Берлине. Эту информацию участники интервьюирования получили от непосредственных очевидцев тех событий советских солдат, с которыми они общались в студенческие годы. В обоих интервью поведение так называемых «мятежников» объясняется провокационными действиями агентов капиталистического окружения, в чём, надо полагать, нельзя видеть только влияние советской пропаганды.
«Один мой приятель из посёлка, где я родился участвовал в подавлении путча в Берлине. Он мне прямо сказал: «Можешь не сомневаться, мы имели дело с провокацией! Со стороны Западного Берлина пришли люди, специально, чтобы народ мутить». Дошло чуть ли не до того, что восточные немцы сами ловили тех, кто пришёл с Запада, и передавали милиции» (Р.М.).
В Казанском университете, так же как и в других крупных вузах республики, училась венгерская молодёжь. С её представителями у многих участников интервьюирования в студенческие годы сложились дружеские отношения. Судя по их воспоминаниям, учащиеся венгры были преданными друзьями Советского Союза, искренне верившими во взаимовыгодность сотрудничества обеих стран. По этой причине те из них, кто в разгар венгерских событий находился у себя на Родине, стали мишенью для противоправных действий мятежников.
В свете подобных сообщений отношение основной массы университетского студенчества к участию советских войск в подавлении антиконституционных волнений в Венгрии было положительным.
Одним из направлений контактов советской молодёжи со странами народной демократии, как уже было сказано, являлась переписка с товарищами по интересам. Из неё некоторые студенты могли познакомиться с иной точкой зрения на советское военное вмешательство. Так, венгерский корреспондент, по воспоминанию И.М., сообщал: «У нас идёт противореволюция, у нас начались восстания, много погибло народа. Сейчас всё закончилось, и я снова могу тебе писать». Когда я была в Венгрии, его семья мне обо всём этом рассказывала. Поэтому, конечно, я сочувствовала венграм».
В целом из 35 участников интервьюирования только 6 человек заявили, что в своё время решительно осуждали действия советских войск в Венгрии. В их числе дети пострадавших в годы «большого террора» родителей и три выпускника отделения татарского языка и литературы. Реакция последних на венгерские события не отделима от их преимущественно негативного отношения к господствовавшей в СССР идеологии интернационализма. Её использование в качестве одного из инструментов внешней политики некоторые татароязычные респонденты расценивали не иначе как продолжение традиций российского империализма.
«Венгерский народ пострадал в своё время от российского империализма, а через 100 с лишним лет наша страна снова задавила народные выступления, являясь по сути уже советской империей. Против чего выступали венгры?! Против образа жизни, который им навязали после войны» (Р.З.).
Таким образом, своеобразие восприятия студентами Казанского университета (шире советской молодёжью) политических кризисов 50х годов ХХ в. в ГДР, Польше и Венгрии можно свести к следующим моментам. Во-первых, информация о волнениях в этих странах выявила наличие среди студентов КГУ альтернативных точек зрения по вопросу о советском присутствии в Восточной Европе. Выражение сочувствия антиконституционным силам в регионе, судя по всему, носило единичный характер и исходило от студентов, имевших основания для негативного отношения к советской системе (потомков «врагов народа», представителей национального студенчества). Во-вторых, в обстановке обострения внутренних социально-экономических трудностей линия Н.С. Хрущева на всестороннюю поддержку восточноевропейских режимов не находила понимания у молодёжи.
Среди студентов складывалось мнение, что «они (страны соцлагеря. А.Е.) живут за наш счёт». В-третьих, элементы демократии, утвердившиеся в ГДР, Польше и Венгрии в первые годы после смерти И.В. Сталина, создавали почву для формирования среди студентов критического отношения к советской действительности. Применительно к ситуации 50х годов критичность эта, главным образом, выражалась в неприятии отдельных качеств внешней политики Н. С. Хрущёва (непоследовательности, излишне высокой цены её проведения, популизма). Параллельно среди университетского студенчества растёт интерес к новым веяниям в литературе и искусстве, не приветствовавшимся в СССР, но достаточно полно представленным в периодических изданиях и творчестве эстрадных коллективов из указанных стран, а также Чехословакии (к примеру, журналы «Польша» и «Photo review», польские джазовые группы).
В целом восприятие студентами Казанского университета событий 1953-1956 гг. в странах Восточной Европы несло на себе отпечаток известной либерализации общественнополитической жизни страны после ХХ съезда КПСС. Произошедшее под влиянием этого процесса расширение связей и контактов не только с социалистическими странами, но и с западным миром способствовало более критическому отношению учащейся молодёжи к издержкам внешней политики СССР в регионе.
НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ