Южнославянский вопрос в Габсбургской империи (40-е гг. XIX - начало ХХ вв.)

Политическую жизнь в 40-е гг. Х1Х - начале ХХ вв. в Центральной и Юго-Восточной Европе принято связывать с кризисом Габсбургской монар­хии и активизацией славянских национально-освободительных движений. Составной частью этого процесса являлся и так называемый южнославянский вопрос, тесно связанный с культурно-политическим противостоянием сербов, хорватов и мадьяр, а также формированием идеологии иллиризма (югославизма), направленной на признание «исторических» прав южных славян и предоставление им автономии в пределах Габсбургской монархии.

 

 

В 30-40-е гг. XIX в. в правящих кругах Венгрии активно развивалась и пропагандировалась в прессе идея всеобщего «блага» мадьяризации. Сторон­ник мадьяризации граф К. Зай в своих речах, посланиях и брошюрах неодно­кратно заявлял, что «славизм тождественен с деспотизмом, а мадьяризация -со свободой». Следовательно, «мадьяризация становится священнейшей обя­занностью всякого искреннего патриота Угрии, ... всякого верного подданно­го Австрийского дома». Исходя из этого, придание венгерскому языку статуса официального превратилось в одну из главных политических проблем Транслейтании.
Ультранационалистическая группировка во главе с Лайошем Кошутом выдвинула программу реформ. Она включала законодательство, обеспечи­вавшее мадьярам привилегированное положение, что вызвало негативную реакцию других народов империи.
В мае 1848 г. состоялось заседание хорватского сабора (хорватское сословно-представительное учреждение), выразившего твердое намерение пе­реустроить империю Габсбургов на федеративных началах. Обоснованием стали «историческое право» и «естественный закон», согласно которым «ка­ждый народ как одно целое имеет право на свободу и на полное равноправие среди других народов». Одновременно был выдвинут проект соз­дания в пределах Австрийской империи Иллирийского королевства, которое включало бы земли Хорватии, Славонии, Далмации и Военной границы, т. е., собственно, южнославянские территории.
В качестве одного из первых шагов на пути к федерации сабор рассмат­ривал основание сербохорватского государственного союза. При этом оста­вались неясными формы данного объединения. Одни склонялись к призна­нию супрематии Хорватского королевства и призывали сербское население, как Б. Шулек, встать «под знамена нашего славного бана». Другие, подобно Л. Гаю, соглашались на главенство сербов, но лишь в том случае, если будет образовано самостоятельное южнославянское государство.

 

 

К этому времени в Хорватии уже достаточно широко распространились слухи о мерах, применяемых венгерскими властями для подавления словац­кого движения. Поэтому, помимо введения национального языка в школах, церквях и администрации, хорватский сабор выдвинул предварительные тре­бования о прекращении преследований славян и освобождении из тюрем «славянских патриотов».
Хорватский сабор не смог в полной мере решить поставленные задачи. Если теоретически идея объединения южных славян, получившая название «иллиризм», представлялась осуществимой и не вызывала никаких сомнений, то на деле эта иллюзия разбивалась, собственно, о сербохорватские противо­речия, возникавшие и в сфере религиозно-культурных отношений, тесно свя­занных с проблемой национальной самоидентификации, и особенно при ре­шении территориально-политических вопросов. Так, в зависимости от рели­гиозной принадлежности, например, жители Далмации отождествляли себя либо с сербами (православные), либо с хорватами (католики).
В начале ХХ в. большой интерес к Сербскому княжеству проявляла и лондонская интеллектуально-политическая элита, обеспокоенная не меньше палаты лордов быстрым наращиванием военно-экономического потенциала Германской империи. Особую тревогу Великобритании вызывал разрабаты­ваемый немецкими политиками проект строительства железнодорожной ли­нии Берлин-Багдад, реализация которого позволила бы Германии сравни­тельно легко перебрасывать войска к Персидскому заливу, а затем, возможно, вторгнуться в Британскую Индию. В связи с этим, часть английской интелли­генции высказалась за образование на Балканах, под эгидой Сербии, южно­славянского союза, поставленного в политическую и экономическую зависи­мость от Лондона. Именно сербохорватское объединение, по мнению извест­ного английского историка Р. У. Сетона-Уотсона, являлось едва ли не един­ственно возможным препятствием дальнейшего продвижения Германии на Восток и надежной «гарантией будущего мира в Адриатике и на Балканском полуострове».
Ставка на Сербию была сделана далеко не случайно, о чем свидетельст­вуют два обстоятельства. Первое из них заключалось в намерении германско­го правительства прокладывать железнодорожный путь к Багдаду непосред­ственно через сербские земли. Второе сводилось к тому, что после «инциден­та» в Сараево на сербском престоле оказался Петр I Карагеоргиевич, нахо­дившийся под сильным влиянием военного ведомства, среди представителей которого доминировали идеи великосербского национализма, югославизма и отчасти «русского» панславизма. Это вынудило Австро-Венгрию уступить лидирующие позиции на Балканах Российской Империи, поддерживавшей среди сербских политиков мечты о воссоздании «Великой Сербии», в состав которой вошли бы Босния и Герцеговина, а также все южнославянские земли Австро-Венгрии. Усиление позиций России на Ближнем Востоке, равно как и рост влияния Германии в регионе, не соответствовали политике британского правительства, поскольку приближали его соперников к индийским колони­ям. «Англия способна бороться с Россией», - утверждал британский историк Дж. Р. Сили, примером чего служит успешное подавление мятежей в ее «за­морских» владениях. Однако «нанести поражение., вторгнувшейся русской армии», признался ученый, «британский лев» сумеет лишь в том случае, если эти события не произойдут одновременно.
Таким образом, создание южнославянского государства, возглавляемого сербами, должно было избавить Англию одновременно от двух сильных про­тивников - России и Германии.

 

Поставленной цели южным славянам отчасти удалось достичь только после окончания Первой мировой войны, когда на «развалинах» Австро-Венгерской и Османской империй возникло Королевство сербов, хорватов и словенцев. Целесообразность такого объединения состояла в необходимости обеспечения безопасности собственного «жизненного пространства» от внешних посягательств. Но оно не сумело устранить прежних противоречий. Все хорватские партии продолжали настаивать на федеративном или конфе­деративном устройстве, в рамках которого Хорватия получила бы право за­конодательной инициативы без контроля центральных властей. Сербские по­литики рассматривали такие требования своих «соседей» как «пагубный ана­хронизм». В итоге, 6 января 1929 г. в стране установилась монар­хическая диктатура, а несколько позже изменилось ее название (Королевство Югославия) и территориально-административное деление (девять банатов), призванное приостановить наметившиеся дезинтеграционные процессы.
Таким образом, активная политика мадьяризации способствовала обост­рению южнославянского вопроса, идеологической составляющей которого являлся так называемый иллиризм (югославизм). Цель последнего состояла в создании южнославянского союза под эгидой Габсбургской империи. Однако проблема выбора центра, религии и языка будущего югославянского государ­ственного объединения спровоцировала усиление противоречий между сер­бами и хорватами. В немалой степени разжиганию сербохорватской вражды способствовал внешнеполитический фактор (сербов поддерживала Россия, хорватов - Франция). Впрочем, отчасти южнославянские проекты удалось реализовать после окончания Первой мировой войны, когда перед сербами и хорватами встала проблема этнокультурного самосохранения.