Модели массового потребления как фактор изменений общественного строя

Польский социолог Даниэль Марковский, задаваясь вопросом о причинах неудачи попыток построения идеальной модели целостной социальной системы, видит их, отчасти, в распространении представлений о западных стандартах массового потребления, принятых в странах социалистического лагеря при формировании в последних благоприятствующих потреблению условий.
Автор рассматривает социальную динамику реального потребления и становление потребительской культуры с периода после первой мировой войны и до современности, выделяя ряд поворотных этапов: межвоенное двадцатилетие; врастание стран Восточной Европы, в том числе и Польши, в социалистическую систему отношений после второй мировой войны, сопровождающееся новой технологической революцией; середина 70-х годов, когда в потреблении набрали силу процессы, порожденные научно-технической революцией, и - как отклик на них - началась экспансия потребительских образцов на восток. Затем период "потребительской революции" - неприятия социалистического режима и открытой борьбы с ним (в Польше - "Солидарность" и военное положение); крушение социалистического лагеря и следующий за ним современный этап. 

Период реальной государственной независимости Польши межвоенного двадцатилетия характеризовался этническими и острыми социальными конфликтами, особенно в деревне, низкой социальной мобильностью с размытостью образцов личного успеха, ограниченностью доступа к власти, богатству и образованию, жесткой зависимостью масштаба потребления от стабильной гетерогенной структуры. Вот почему образец массового потребления, невзирая на классовое положение, не стал общедоступным. В США после первой мировой войны произошли перемены в общественном сознании, которые обусловили неравенство в распространении по всему миру образцов массового потребления. Массовое потребление и высокий уровень жизни граждан стали восприниматься   как   приоритетная   цель   экономики;   мобильность социальной структуры, установка на статус "достижения" и сопутствующие этому образцы успеха и популярный миф о неограниченных возможностях притягивали толпы эмигрантов.
Значительно меньшими в это же время были возможности мас­сового распространения единых потребительских образцов в Западной Европе с ее унаследованной из прошлого и негибкой социальной структурой, в которой лишь около десятка лет культивировалась в мещанской среде установка на успех. В 50-х годах, когда вырос рынок товаров и услуг, это стимулировало потребительский спрос. Большое влияние оказала также протестантская модель достижения богатства личным трудом и предприимчивостью. Окончательно такая благоприятная ситуация сложилась только в 50-е годы, когда акты национализации промышленности и сельскохозяйственные реформы, бурные процессы индустриализации, урбанизации и распространения об­разования в странах Восточной Европы разрушили гетерогенность социальной структуры и уничтожили экономическую базу элитарной практики потребления.

Таким образом, в середине 70-х годов образцы потребления, свойственные аскетическим идеалам социализма, а вместе с ними и равенство потребительских возможностей, стали терять силу. С распространением туризма, родственных и дружеских контактов с заграницей и средств массовой информации в Польшу стали проникать образцы массового потребления, ставшие уже при-вычными на Западе. Охота за импортными товарами превратилась в самоцель. Ориентация людей на рост уровня потребления, по мнению социологов (В.Ростоу, Р. Арон), имеет универсальный характер. В результате происходит взаимоуподобление существующих общественных систем: капитализм перенимает черты социализма и наоборот.

Новейшие социологические исследования вскрыли важную тенденцию социального развития в странах с высоким потребительским стандартом, порожденную после второй мировой войны научно-технической революцией. Огромное количество важных для человеческого существования научных открытий с их молниеносным внедрением в практику делают основные потребительские стандарты доступными для всех желающих. Удовлетворение материальных потребностей приводит к переоценке ценностей, выдвигаются новые, постматериальные, цели: здоровье, отдых, просвещение и т.п. Безработица    также    приобретает    новый    характер,    поскольку малоспособные или малоквалифицированные люди оказываются невостребованными все более усложняющейся в технологическом отношении промышленностью и ставящей все более высокие требования сферой услуг. Некоторая часть сознательно выбирает нетрудовой способ существования, живя на социальные пособия и случайные заработки.
Данная модель социального развития, справедливая для экономически высокоразвитых стран, чей доход зависит от продукции и услуг, а не эксплуатации недр, по мнению автора, имеет универсальный характер, поскольку везде, кроме стран ортодоксального ислама. инициированные правящими элитами и обусловленные НТР изменения подхватываются широкими массами, очарованными прелестями неограниченного потребления. Не оказалась она чуждой и системе так называемого реального социализма. На фоне отсутствия собственных культурных ценностей, опирающихся на идеи работы для будущих поколений, аскетизма и интернациональной помощи азиатским или африканским странам, зрело общее убеждение в экономической бездарности системы, подкрепляемое образцом западной потребительской цивилизации, элементы материальной культуры которой становятся символами престижа, доступ к ним - одним из измерений социального статуса. На уровне отдельного индивида, включенного в общественную систему, ситуация сказывается усилением неудовлетворенности и разочарованности. Выход большая часть общества видела в адаптации к несовершенной системе: в том, чтобы "отбыть", "достать" через "знакомства", "вынести" с работы - все эти языковые штампы являются ярким свидетельством времени.

Потребительская активность людей, как указывают ис­следователи, складывается из трех взаимосвязанных элементов: приобретение благ, пользование ими, отказ от них.
Первый аспект касается экономических условий, формируемых общественной системой, второй - умением использовать рыночный спрос и предложение и зависит от культурной традиции и личной ситуации (например, социального статуса), третий, пока мало заметный в условиях посткоммунистического общества, приобретает высокую значимость в обществе с высоким уровнем потребления. Идеологические программы, отрицающие потребительские ценности, такие, как экологические движения, не могут получить поддержки широких масс, еще не насытившихся потребительским азартом.
Преобладающая в потребительской культуре установка на при­обретение товаров длительного пользования стимулирует общественное производство, хотя пока в Польше почти 2,8 млн. безработных и половина их - без права на пособие. По сравнению с другими странами бывшего соцлагеря, обремененными национальными проблемами, Польша оказывается в более выгодном положении, так как население довольно однородно по национальному составу. Равновесие нарушают разве что антисемитские настроения некоторых социальных групп. Таким образом, заключает автор, для Польши характерна "молчаливая революция", по определению Р.Ингельгарта, состоящая в погоне в первую очередь за материальными благами, а уж затем - в поиске постматериальных ценностей (здоровья, отдыха, образования, безопасности). Претворение же идеальных общественных моделей в жизнь представляется сомнительным, поскольку всякое общество -уникальное образование, не допускающее социально-инженерного манипулирования.
Вместе с тем своеобразие модели потребления, реализующейся в посткоммунистических обществах, которым они обязаны именно уходящей общественной системе, состоит в относительном равенстве потребительских устремлений представителей различных социальных групп и в их вере в возможность приобретения одних и тех же потребительских товаров высокого качества, в отличие, например, от латиноамериканских стран, реализующих модель капитализма с по­лярным делением общества на нищих и невообразимо богатых.