Древняя философия Греции

Вопрос о соотношении сущего и должного является одним из принципиальных в философии права. Для современной правовой науки характерно проведение четкой границы между этими мирами. Наиболее остро и бескомпромиссно в новейшей юриспруденции они были противопоставлены Г. Кельзеном в знаменитой «чистой теории права», разработанной на основе идей марбургской школы неокантианства. Естественноправовые концепции (онтологическое направление), напротив, традиционно исходят из принципа единства природы и закона, понимают право как состояние наличного бытия и в то же время как норму этого состояния.

Истоки такого правопонимания находятся в древности. Для гомеровского периода греческой истории характерно единство сущего и должного, признание за фактическим миропорядком нормативного значения. Общество в этот период «живет определенной наличностью норм “должного, подобающего, приличного” ... Общепринятое слагается не из норм, которые должны быть “отысканы”, а из тех, которые уже “есть”, относительно которых не может быть каких-либо сомнений. То, что уже есть, наделяется бесспорностью, безусловностью. Идея закономерности общественной объединяется с идеей закономерности космической ... У всякой вещи своя “мера”, своя установленность».
Человек и вообще сфера социального не выделяются из общекосмической жизни, считается, что космос, общество и индивид подчинены действию одних и тех же законов, которые выражают решения человекоподобных богов и демонов. Вечность и незыблемость миропорядка обеспечиваются, по представлениям древних греков, непосредственным участием богов, персонифицирующих справедливость (dike). Следует отметить, что дике «первоначально ничего “правового” не содержит. Более того, dike (дике) не только “доюридический”, но и “до-этический” и вообще “докачественный” (дологический) образ природных стихий». П.Г. Редкин указывал, что дике изначально значило существующие законы и обычаи. Лишь со временем, «когда началась этическая рефлексия, то начали отличать добрые обычаи от дурных обычаев, и под Дике стали разуметь именно добрые обычаи и основанную на них правду и справедливость, равно как право в субъективном смысле. Так употребляет слово Дике уже Гомер, именно в противоположность. силе (насилию)».
В эпоху Гесиода «правосудие (dike) действовало еще в двух плоскостях, как бы расчлененное между небом и землей: для рядового беотийского земледельца dike в земном мире заключалась в решении, фактически зависящем от произвола царей - “поедателей преподношений”; на небе dike предстает в образе суверенной богини, далекой и недоступной. Возвышаясь над всеми, dike подлежит обсуждению и декретированному видоизменению, но, тем не менее, выражает порядок, считающийся священным». Пафос поэмы Гесиода «Труды и дни» как раз и заключался в восхвалении справедливости и горьких жалобах на воцарившуюся несправедливость.
Различия между причинно-следственными (природными) и нормативными связями (законами), обеспечиваемыми санкциями полиса, осознаются не сразу. Так, Гераклит еще не противополагает деятельности и мышлению «по природе» жизнь «по закону» (как субъективному человеческому установлению). По мнению философа, «все человеческие законы зависят от одного, божественного: он простирает свою власть так далеко, как только пожелает, и всему довлеет, и превосходит». В философии Гераклита «всепроникающее огненное властвование, переведенное на язык философии, приобретает облик неотвратимой ананке - безличной мировой необходимости, закона, закономерности. Ведь “все совершается по этому логосу”, он “всеобщ” и “существует вечно”. В этом аспекте логос воплощает объективные основы и закономерности одновременно полисной жизни, природных стихий, мышления и словесного выражения мысли». Нарушение этого закона возможно, но вслед за этим следует слепое возмездие судьбы.
Различение природы и закона стало возможным только после появления писаного закона, после того как закон стал пониматься как человеческое изобретение. Промежуточную стадию на этом пути составила запись обычаев. Обычное право подготовило почву к появлению закона как преобразующего начала, поскольку фиксация обычаев, так или иначе, уже предполагала их отбор и интерпретацию.
В эпоху греческого Просвещения внимание мыслителей переключилось с космологических проблем на проблемы организации полисной жизни. Переход от обычая и обычного права к писаному полисному закону (nomos), многообразие и изменчивость самих законов и нравов в различных полисах и у разных народов с неизбежностью активизировали теоретические размышления о природе закона, о его источниках и объективных основаниях. Итогом стала своего рода революция в правопонимании. Если раньше законы считались проявлением природных сил, персонифицированных в виде богов, то отныне они (законы) становятся продуктом волеизъявления народа или его правителей, продуктом соглашения.

Дуализм фактов и норм проявился в форме противопоставления природы и соглашения. Наибольшую известность антитеза естественного и искусственного, природы и закона приобрела благодаря софистам, которые попытались вместо природных (божественных) определить человеческие основания этики, перенести этические категории с неба на землю. При этом следует иметь в виду, что приписываемое софистам в современной научной литературе понятие «закон природы» для характеристики их общественных взглядов в действительности не могло употребляться кем-либо из них в собственно «категориальном» смысле. Для софистов «то, что относится к природе, не имеет характера ’’закона”... Дело не в том, что самого термина ”закон природы” нет в пространных фрагментах софистов, но такая концепция вряд ли могла иметь место в их учениях. Закон и природа взаимно исключают друг друга».
Софисты, как известно, не составили единой школы в правоведении (как и в других областях знания). Однако их объединяет ряд методологических посылок: эмпиризм и сенсуализм, неприятие эссенциализма (поэтому их школу можно назвать первым «позитивизмом» в истории философии), конвенционализм и релятивизм, которые получили свое выражение в правопонимании.

Отталкиваясь от наличной реальности, они объявили, что нет закона вообще, а есть законы отдельных полисов и соответствующая им справедливость - в каждом полисе своя. Таким образом, отказ от признания существования объективных законов и справедливости вел к релятивизму. Полисные законы, указывали софисты, и есть единственные критерии справедливости. На относительность и произвольность законов указывал лидер старшего поколения софистов Протагор. Основываясь на эмпирически наблюдаемом многообразии права в греческих полисах, он указывал, «что каждый город сочтет для себя прекрасным или постыдным, справедливым или несправедливым. и утвердит это как законное, то и будет для него таковым поистине». Впрочем, такая постановка проблемы не была новостью. Уже Гераклит утверждал: «Для бога все прекрасно и справедливо, люди же одно признали несправедливым, другое - справедливым». Архелай, последователь Анаксагора и учитель Сократа, по свидетельству Диогена Лаэртского, признавал, что «справедливое и безобразное существует не по природе, а по установлению».
Разделение и противопоставление природы и закона, а также сферы моральности и сферы легальности, релятивизм и утилитаризм ярко выражены в творчестве Антифонта. В сочинении «Об истине» он утверждал: «Предписания законов произвольны (искусственны),природы необходимы. И предписания законов суть результат соглашения (договора людей), а не возникшие сами собой [порождения природы]; веления же природы суть самовозникшие (врожденные начала), а не продукт соглашения [людей между собой]». О различии между природой, где все справедливо, и законом, основанном на соглашении и тиранящем человеческую свободу, говорил и Гиппий: «Закон... будучи тираном людей, часто действует насильственно, против природы».