Цивилизации как перерождения культуры

Противоречие в негативистской оценке циви­лизации как перерождения культуры
 
 
С одной стороны, существуют и дру­гие точки зрения. О. Шпенглер и А. Дж. Тойнби признают цивилиза­цию не низшей, а высшей формой эво­люции локальных (национальных, госу­дарственных, региональных) культур. Видный исследователь культурной ан­тропологии А.П. Назаретян в рамках синергетического подхода считает культуру функцией цивилизации как неравновесной системы, обеспечива­ющей ее внутреннюю и внешнюю ус­тойчивость. Одновременно можно на­звать и четвертую позицию, правда, крайне поверхностную, которая заклю­чается в постановке знака равенства между цивилизацией и культурой.

С другой стороны, авторы моногра­фии ведь и сами абсолютно верно выде­ляют в своем исследовании материаль­ный и культурно-исторический аспекты цивилизации. Нетрудно убедиться, что говорить о «перерождении культуры в цивилизацию» – и то ограниченно – можно лишь применительно к материальному аспекту, но никак не к куль­турно-историческому, связанному с накоплением цивилизационной преемственности и увеличением ее самоценной исторической продолжительности.

Первое, что необхо­димо отметить, – однозначное причис­ление России к Западу, представление нашей страны его частью. Авторы при­знают, что такая точка зрения не единственная и что существуют и дру­гие («Россия – не Европа», «Россия – дру­гая Европа» и т. д.). Но при этом безапел­ляционно заявляют о наличии у них общего и абсолютного консенсуса по данному, весьма спорному вопросу, что подтверждается содержанием моногра­фии, за исключением тех ее частей, ко­торые принадлежат перу Н.П. Шмелева, В.П. Федорова и А.А. Громыко.

А в принципе, независимо от того, является ли Россия частью Европы, квартирный переезд под ключ может понадобится всем хотя бы раз в жизни. Разве вам все это надо, перевозка, упаковка, расстановка мебели? Все сделают за вас.

Такое мировидение противоречит объективной реаль­ности, и понимание этого побуждает авторов продвигать эти взгляды в ди­рективной форме, невзирая при этом на буквально кричащие противоречия, например: «В цивилизационном плане Россия, оставаясь евро-азиатской и многоконфессиональной страной, безусловно, принадлежит к евро­пейскому типу. Не говоря уж о нашей исторической и географической принадлежности к Старому Свету ...» и т. д.

Однако, такая позиция побуждает авторов достаточно уничи­жительно высказываться о других под­ходах, признавая их существование и даже доминирование, но при этом объясняя это с сугубо субъективистских позиций. Например: «Уже в конце 90-х годов, но особенно в нача­ле XXI века в российском обществе, тя­жело переживавшем национальное унижение, произошел коренной пе­релом настроений. В официальном дискурсе зазвучали национал-патриотические мотивы. Они находят иде­ологическую подпитку в подъеме ан­тизападных, клерикальных и почвен­нических течений ...».

Демонстрируемый здесь уже откры­то идеологический подход безусловно связан с позицией, занимаемой отдельными представите­лями Института Европы РАН в Совете по внешней и оборонной политике и Совете при Президенте России по развитию гражданского общества и правам человека.

Этот однозначный подход приводит к тому, что на протяжении всей монографии с разных углов зрения рассматривается один и тот же алгоритм выводов, предложений и рекомендаций, кото­рые сводятся к тому, каким именно об­разом Россия должна встраиваться в Запад, целесообразность чего сомнению не подвергается.

Наглядный пример: перечисление преимуществ членства России в ВТО. Здесь обсуждаются многочисленные детали и инструменты, совершенствующие механизм отноше­ний России со странами ЕС, но лишь вскользь упоминаются негативные, причем действительно фундаменталь­ные последствия этого шага.

Например, двукратное увеличение таможенного обложения импорта (при зашкалива­ющем уровне продовольственной зависимости крупных городов), обострение конкурент­ной среды для отечественных предприятий на внутреннем рынке, равнозначное их разоре­нию, жесткие последствия для специализиро­ванных отраслей и моногородов, составля­ющих более половины экономики, и т. д.

Авторы как будто не замечают, что каждый из этих факторов, даже взя­тый в отдельности от остальных, за­просто может послужить детонатором масштабной социально-политической дестабилизации (пример Февральской революции 1917 г.). Становится оче­видным, что непременное вступление в ВТО рассматривается либо самоце­лью, либо инструментом предполага­емой опоры на внешние силы при возможных кардинальных изменениях внутриполитической ситуации.

Другой пример: неубедительным выглядит просто-таки императивное утверждение авторов о том, что едва ли не главной причиной распада СССР и СЭВ явилось следование принципу «мы сами».

   1. Авторам хорошо извест­но (хотя они об этом и не говорят), что следование этому принципу обуслов­ливалось растянутым на десятилетия противостоянием с Западом, побуж­давшим нас культивировать самодос­таточность, – довоенным и послевоен­ным, которое было начато не по на­шей инициативе.

Не СССР, а Запад привел к власти Гитлера; не И.В. Сталин, а У. Черчилль провозгласил холодную войну, не мы, а американцы созда­ли атомную бомбу, не в советской, а в запад­ной зоне оккупации была провозглашена ФРГ, не Советский Союз, а Запад первым стал соз­давать военно-политические блоки и т. д.

   2. В работе не рассматри­ваются возможные перспективы ре­ализации принципа «мы сами» в слу­чае, если бы вместо предложенного Е. Г. Либерманом «хозрасчета», внед­ренного в ходе косыгинских реформ, был реализован проект академика В. М. Глушкова – ОГАС (Общегосу­дарственная автоматизированная система учета и обработки информации), способный вывести СССР в мировые лидеры в информационной сфере.

   3. Опускаются неоднократно приводившиеся крупными западными лидерами высокие оценки эффективно­сти советской экономической системы.

   4. Авторами да­же не рассматриваются возможные альтернативы современной «иннова­ционной» экономике. Между тем, по оценкам М. Л. Хазина, сделанным на примере США, «... сектор „новой“ экономики, в который были включены отрасли, связанные с информационной экономикой, а также оптовая и розничная торговля, занимая пример­но 25% экономики США по потребля­емым ресурсам, „выдает“ обратно в эко­номику всего около 15%».

Это настоящий приговор иннова­ционной экономике, по крайней мере, в ее современном, информационном виде. Тем самым фактически призна­ется политическая и, следовательно, глобально-управленческая мотивация этого тренда, сложившегося, как выяс­няется, под воздействием не объективных, а субъективных тенденций, сфор­мированных, по-видимому, вполне определенными интересами и силами.

Подобных примеров по ходу моногра­фии можно привести множество, и мы намеренно продемонстрировали далеко не самые яркие. Все это не только сущест­венно обедняет работу, но и в отдельных случаях побуждает авторский коллектив к селективному подбору фактов.

В частности, авторы воздержива­ются от оценок угрозы для национальной безопасности России наполеоновской экспансии, отдавая предпочтение при рассмотрении этого историческо­го периода гуманистическим идеалам Французской революции; критикуя консерватизм Священного союза, они не указывают на роль в его создании и в прекращении его деятельности бри­танской монархии; не упоминается об иезуитских и масонских корнях, прони­кавших в Россию «просвещенных» евро­пейских идей, подробно раскрытых видным дореволюционным историком С.П. Мельгуновым и т. д. Между тем очевидно, что если на Западе масонст­во, имеющее двойственный, протестантско-оккультный генезис, противостояло бывшей проектной идее – като­лицизму, то в России действующей – православию. И, получив распространение в просвещенной среде, подрывало абсолютно все устои – от религиозно-духовных до государственных.

Отчасти такая убежденность в при­надлежности России к Европе объясняется уже отмеченной нами не­дооценкой геополитического фактора, которая, заметим, распространяется не только на современность, но и на более отдаленные события, по срокам однозначно подпадающие под тради­ционную геополитическую трактовку всемирно-исторического процесса.

Между тем общеизвестно, что все классические школы геополитики, прежде всего западные – от Ф. Ратцеля и Р. Челлена до Х. Дж. Маккиндера, К. Хаусхофера и З. Бжезинского, рас­сматривая базовыми категориями мор­ское и сухопутное начала, сходятся в том, что «центр мира» представлен так называемым евразийским «Хартлендом» – «мировым островом», по отно­шению к которому Европа является небольшим полуостровом, расположен­ным на его западной оконечности. Разногласия о том, где именно прово­дить границу между «морем» и «сушей», среди западных стратегов начинались уже после признания этой основопо­лагающей данности, и спор, как пока­зывают труды К. Шмитта, Э. Саттона и других исследователей, велся вокруг принадлежности к «морю» или «суше» отнюдь не России, а Германии.

Отсюда проистекает недооценка авто­рами геополитической доктрины евразийского течения, которое они рассмат­ривают как ограниченное исключительно идеологическими и духовными рамками триады «державность, духовность, соборность». Заметим, что подмена гео­политики не только экономической, но и социально-гуманитарной проблемати­кой («правами человека», «демократией», «гражданским обществом», «рыночной экономикой» и иными ценностями, источником которых является Запад) – «фир­менный» прием современного глобализма.

Авторам явно не помешало бы обра­титься к генезису перечисленных «ценностей», указанному С. Манном, отме­чающим, что инструментами целенаправленного внедрения хаоса как способа деструкции, применяемого в национальных интересах США, яв­ляются содействие демократии, рыночным реформам и развитию СМИ через частный сектор.

Другой причиной абсолютизации авторами «европейской принадлежности» России, на наш взгляд, является принижение религиозного фактора, составляющего фундамент различий между Россией и Западом, и чрезмерное возвышение секулярного начала.

 

Цивилизации как перерождения культуры

 Отметим, что такой видный теоретик цивилизационного подхода, как Э.А. Азроянц, справедливо считает Запад «единственной нетрадиционной цивилизацией, которая выше ставит не консенсус и традиции, а право, законы и контракты». Иначе говоря, в центр на Западе ставится не моральный и нравственный идеал, а материальные аспекты бытия (благополучие, процветание и т. д.), которым в основном и придается статус «общечеловеческих ценностей».

Продолжение...

 


 
Комментарии

НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваше Имя:
Ваш E-Mail:
Вопрос:
Введите слово "фикус" (без кавычек)
Ответ:*