Образ Венеции

Венеция занимает особое место среди итальянских городов, изображен­ных Э.Т.А. Гофманом. С одной стороны образ Венеции, созданный в новелле «Дож и догаресса», включается в характерное для немецких романтиков про­тивопоставление Германии и Италии, берущее свое начало в «Римских элеги­ях» Гёте. С другой - каждому художнику, который обращается к образу это­го города, важно подчеркнуть его уникальность. Для Венеции Гофмана харак­терны идеи открытости и независимости, проявляющиеся в изображении ар­хитектуры города и его пространства.

Поскольку новелла написана под впечатлением от картины К. Кольбе Младшего (1787-1853) «Дож и догаресса», Гофман использует и расширяет такие символические ее образы, как изображение дожа и догарессы, балюст­рады, гондолы, гондольера, трубящего в рог, венецианского флага, моря, па­русников, «башен и дворцов прекрасной Венеции, как будто вырастающих из вод морских» - «man erblickt die Tiirme und Palaste des prachtigen Venedig». Словом, Гофман, никогда не бывавший в Венеции, опи­рается на установившийся в искусстве взгляд на этот город.

Образы возносящихся ввысь башен, флага с венецианским львом под­черкивают независимое положение Венецианской республики в Средневеко­вье и в эпоху Возрождения, ее особенное географическое положение, которое отразилось во всех сферах жизни этого города-государства. Ко времени рас­цвета, к XII в., не существовало обычных для средневековой Европы крепких замков и крепостных стен: здесь море служило. Этим объ­ясняется тот факт, что главными архитектурными решениями Венеции явля­ются балюстрада, арка, галерея. Использование аркадных галерей продикто­вано и климатом - это чудесное укрытие от южного солнца.

Балюстрада, «что тянулась вдоль загородного дома близ Сан-Джорджо Маджоре», выходит на море. Подобно саду, у Гофмана берег моря - это место раздумий, предчувствий, томления. Догаресса Аннунциата, стоящая у балюстрады и смотрящая в морскую даль, охвачена «какой-то неясной, смутной тревогой». Море, универсальный для многих романтиков мотив, в новелле имеет традиционное толкование как стихия свободы, роман­тическое стремление к бесконечному. В нем воплощено томление - Sehnzucht- романтических героев по неизведанному, подобно тому, как персонажи «не­мецких» новелл писателя стремятся в Италию.

В новелле представляется возможным разграничить галереи дворцов, выходящие на море, и галереи, обращенные на сушу, в город. Также персо­нажей новеллы можно разделить на две группы по степени их включенности в пространство Самуи. Вымышленные герои в новелле, Антонио, Аннунциата, не включены в реальность, они вписаны в пространство как в декорации, «они не живут одной жизнью с ней, а только сосуществуют». Как явствует из текста, их души открыты только любви, такой же стихии, как и море. В про­странственном отношении им принадлежат открытые, обращенные к морю, к широкому внешнему, вневременному просторы - такие, как галерея дворца напротив Сан-Джорджо Маджоре, выходящая на море, либо мраморные пли­ты площади Сан-Марко, где, будучи больным оборванцем, Антонио умирал, обратив свой взор к морю. Для этих героев характерно томление, тяга к морю, стихии, символична и их гибель в морской пучине.

Иной охват пространства у исторических персонажей новеллы - Марино Фальери, Бертуччо Неноло, Марино Бодоери, Михаэле Стено. Это политические деятели, их пространство - это площади и дворцы Венеции как символы могу­щества и борьбы за власть. Марино Фальери по древнему венецианскому обря­ду обручен со стихией, в то же время - боится ее. Его жизнь как дожа проходит внутри пространства Венеции, по большей части, во дворце дожей. В день праздника он восседает с супругой на троне, который устанавливают в галерее дворца напротив площади Сан-Марко. В покоях дворца он знакомится с Аннунциатой. Дож, как показывает Гофман, стремится отгородиться от мира: закры­вает свою молодую жену в доме, устраивает тайный - зреющий в укромных уголках дворца дожей - заговор. Этот персонаж ограничен пространством дворца и площадью Сан-Марко. Сам дворец дожей есть «здание, которое совмещало в своих стенах все, что мы в настоящее время называем «функциями государст­венной власти»; «не переступая порога этого дома, правительство Венецианской республики обсуждало свои важнейшие дела; издавало законы и обнародовало их с соседнего камня на площади; объявляло войну и заключало мир; судило, пы­тало, постановляло приговоры, возвещало их с бокового балкона, между двух красных колонн, и приводило в исполнение тут же внизу, под окнами... принимало посольства, радовалось, коронуя своего дожа, и печалилось всенародно вокруг его мертвого тела». Таким образом, в Венеции, которая сама является городом-государством, существовало здание-государство.

Все части дворца дожей, площади и собора Сан-Марко связаны полити­ческими событиями, в них действуют исторические персонажи, которые у Гофмана далеки от романтического идеала. Они живут земными интересами. Не только жизнь, но и смерть их происходит на главной площади Венеции. Так описывается казнь заговорщиков: «Их казнили на площади перед дворцом и сбросили вниз с той самой галереи, откуда дож обыкновенно наблюдал за праздниками и гуляниями» - «Erdrosselt wurden sie auf dem kleinen Platze zur Seite des Palastes von der Galerie herabgelassen, wo der Doge sonst den Feierlichkeiten zuzuschauen pflegte».

Однако в системе образов новеллы есть персонаж, положение которого двойственно. По мнению Н.Я. Берковского, старуха Маргарете, как и Антонио с Аннунциатой, не вписана в пространство, она отвержена. Однако, соглаша­ясь с известным исследователем, обращаем внимание на историю гофмановского персонажа. Маргарете по обвинению в колдовстве провела несколько лет в застенках инквизиции, она упоминает о «подземной темнице». Маргаре­те в изображении Гофмана - жертва своего времени, ее пространство в Ве­неции - это весь город, включая и тюрьму, которая, как отмечают искусство­веды, так же как и инквизиция, находилась в подвалах дворца дожей через канал («за дворцом, на той стороне канала, высилось здание городской тюрь­мы», позднее соединенные с дворцом «мостом вздохов»).

Гофман в новелле «Дож и догаресса» стремится дать наиболее полную кар­тину Венеции, сведения о которой почерпнул из многих источников. Наряду с ве­личественными «башнями и дворцами прекрасной Венеции, как будто вырастаю­щими из вод морских», предстают и застенки инквизиции, места казней, и деловой центр - мост Риальто, монастырь Сан-Джорджо Маджоре, Догана.

Венеция в XIV в. - процветающая республика; свой основной доход полу­чала от торговли с другими странами. Торговые операции - это тот мост, ко­торый соединяет Венецию с немецкими городами. В новелле Антонио как гон­дольер, а потом и как делец, проводит время в Догане, здании таможни, на площади Сан-Себастьян или на мосту Риальто: «[Антонио] держа кошелек с цехинами, расхаживает взад и вперед по Риальто, беседует с евреями, турка­ми, армянами, греками...», - пишет Гофман. Венеция, будучи Ганзей­ским городом, поддерживала связь с немецкими городами, о чем свидетельст­вует и дом Фонтего, дом немецких купцов. Гофман приводит исторический факт: «синьория отобрала у немецких купцов их торговый дом».