10 Пунктов Медведева
Первый из 10 пунктов, провозглашенных Д.А.Медведевым в Магнитогорске 30 марта, касающийся снижения социальных взносов предпринимателей с 34% до прежнего уровня, то есть до 26%, сразу же вызвал серьезные вопросы (а фактически возражения) у главы правительства.
Подробно объяснив, почему социальный налог был повышен до 34%, В.В.Путин напомнил, что «налоги для бизнеса были повышены не просто так, а для того, чтобы увеличить пенсии и зарплаты силовикам, модернизировать оборонную промышленность и здравоохранение. Цена – до 800 млрд руб.».
Ключевая фраза премьер-министра была произнесена вслед за ее обоснованием: «Прямых, прямолинейных решений не существует. Мы не сможем снять нагрузку с бизнеса и переложить ее на плечи рядовых граждан».
Проблем ного:
Именно в этой фразе и заключается суть принципиально иного подхода Путина к тем процессам, которые происходят в нашей стране и тем методам, которые надо применить при решении назревших задач.
Обращая внимание на различие в подходах президента и премьера к модернизации, можно говорить и о том, что в первом случае это либеральный подход, а во втором – консервативный. К слову сказать, президент Медведев не хочет, чтобы его считали консерватором.
Конечно, в этой ситуации возникает закономерный вопрос: кто из двух наших руководителей прав – Медведев или Путин? Вопрос непростой и однозначного ответа на него нет. Почему?
Если исходить из того, что исторического времени у нас мало и поэтому модернизацию нам надо провести в крайне сжатые сроки (как в свое время социалистическую индустриализацию, которая тоже была технологической модернизацией), то тогда прав Медведев. Но при таком подходе и таких мобилизационных методах модернизации нам надо будет согласиться с мобилизационными методами и высокой ценой преобразований, с ограничением социальных программ, что, конечно, вызовет растущее недовольство населения и многое другое. Особенно в условиях колоссального социального расслоения, о котором говорилось выше. При таком подходе резко вырастет вероятность совершения ошибок, как в выборе целей, определении задач движения, так и методов их реализаций.
В России всегда считалось (и на этом настаивали основная часть интеллигенции и правящий класс), что самодержавная форма правления – будь то великокняжеская, царская, генсековская или президентская, – наиболее адекватна для такой страны, как наша, так как сложные условия жизни северной страны и недружественно настроенное внешнее окружение требуют максимально возможной концентрации власти, вплоть до абсолютной, чтобы эффективнее и в максимально сжатые сроки решать назревающие проблемы.
Почему-то редко вспоминают о том, что такая форма власти очень часто давала сбои, и все по одной лишь причине: из-за неадекватности правителя и, соответственно, той системы, которая приводила этого правителя к власти. Кроме того, быстрое решение проблемы не означает гарантии их правильного решения. Очень часто происходит как раз наоборот. Сбои приводили к трагедиям в виде не только кризисов, но и революций, перманентной отсталости и т. д. Это самое убедительное доказательство неадекватности самодержавной формы правления для России.
О вреде и опасностях чрезмерной концентрации власти весьма убедительно говорил в том же выступлении в Костроме Д.А.Медведев. «Сверхконцентрация власти – это действительно опасная штука, в нашей стране это было неоднократно и, как правило, это вело или к застою, или к гражданской войне. Мы этого допускать не должны, должны действовать строго в рамках конституции. Попытки выстроить власть под конкретного человека в любом случае опасны. Если они и не принесут проблем в текущей жизни, то можете не сомневаться, в обозримом будущем они создадут огромные проблемы и для самой страны, и для конкретного человека».
Те самодержавные формы правления, которые во многих странах существовали веками, история безжалостно отмела. Сейчас в этих странах (в частности в Европе, к которой мы любим себя причислять) функционируют преимущественно либо парламентские республики, либо президентские, но основательно ограничиваемые парламентами, правительствами, гражданским обществом, прессой.
Размеры государства, на которые очень любила ссылаться Екатерина Великая, оправдывая свой просвещенный абсолютизм, – тоже слабый аргумент. Так же как следующий довод о сложнейшем этноконфессиональном составе. И огромные размеры, и конфессиональный состав, являющиеся объективной основой нашего федерализма, говорят как раз о том, что нужна деконцентрация власти, а не ее концентрация.
Фактический унитаризм государственного устройства и сверхконцентрация власти коммунистической партии в годы советской власти – лучшее опровержение доводов о том, что огромные размеры государства и сложнейший этноконфессиональный состав требуют повышенной концентрации власти. Как раз наоборот.
Об опасности сверхконцентрации политической власти также категорично высказывается известный польский экономист и политический деятель, автор плана успешных экономических реформ в Польше (творец польского экономического суда) профессор Лешек Бальцерович.
Отвечая в одном из своих интервью на вопрос главного редактора журнала «Свободная мысль» В.Иноземцева, что имеется в виду под современной модернизацией, Бальцерович сказал: «Модернизация – это практически синоним экономического роста», «масштаб и сама возможность такого роста зависят от того, насколько много в обществе шоков – потрясений и вызовов».
Внутренние шоки в обществе зависят, по мнению Бальцеровича, «прежде всего от размеров концентрации политической власти».
«Чем выше такая концентрация, – считает он, – тем выше риски, связанные с последствиями прихода к власти неадекватных политиков, экстремистов или просто людей, неосторожно действующих в сложных политических условиях. Сталин, Мао Цзэдун, Пол Пот или в гораздо более мягкой форме, Герек в Польше – эти примеры показывают, каким может быть масштаб социальной катастрофы в подобных ситуациях».
Утверждая далее, что «в общем и целом концентрация политической власти – это весьма существенный риск для экономического роста», Бальцерович говорит, что сверхконцентрация политической власти «подчас ведет к серьезным ошибкам – и все это потому, что над властью нет никакого контроля».
«И если мы всерьез задумываемся об устойчивом экономическом росте – причем не только на сегодня и завтра, но и на отдаленную перспективу, – то прежде всего должны озаботиться тем, как можно максимально нейтрализовать эти внутренние вызовы, и тут противодействие концентрации политической власти является одной из важнейших задач».
При осмыслении вопроса о президентской форме правления возникает вопрос: является ли она самодержавной и наивысшей концентрацией власти?
Однако этот недостаток американской электоральной системы компенсируется, во-первых, тем, что кандидатура, которую та или иная партия выдвигает на пост президента, проходит через очень жесткие сита праймериз. Конечно, при этом весьма существенную роль нередко играют разнообразные закулисные силы, особенно крупные монополии (например, нефтяные) и их деньги, СМИ и пр., но фактор адекватности и общественной популярности кандидата в президенты, выявляемые во время длительного предвыборного марафона, играют все же более важную роль. Поэтому выявление и определение основной кандидатуры партии на выборах президента в США и в России – это две большие разницы. Соответственно, вероятность попадания на пост президента США слабой, неадекватной личности весьма мала.
Поэтому лучше, когда существует и работает система, а не отдельные личности, решающие проблемы в режиме «ручного управления». Стоит только личности по какой-то причине выйти из строя и перейти на режим «работы с документами», как это часто случалось, к примеру, с президентом Ельциным Б.Н., властная конструкция тут же замирает и ждет, когда эта личность снова возьмет в руки руль управления. Система власти никогда, ни на минуту не должна замирать.
НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ