Олигархический переворот в Афинах в 411 г. до н.э. и конституция Пяти тысяч

Обычно историю Афин классического времени приводят как пример наиболее обеспеченной письменными источниками и соответственно наилучшим образом изученную. Ее представляет целая плеяда историков и их отлично сохранившихся сочинений Геродот, Фукидид, Ксенофонт. Однако из них только Фукидид подробно описывает события конца V в. до н.э. Это был наш единственный источник вплодь до 1890 г., когда в хранилищах Библиотеки Британского музея был обнаружен папирус с текстом, атрибутированным впоследствии Ф.Г. Кенионом как «Афинская полития» Аристотеля. Но эта ценнейшая находка не прояснила ситуацию, а только все усложнила. В добросовестности обоих авторов у современных антиковедов нет никаких сомнений, но их политические оценки событий 411 г. расходятся. Фукидид в целом оценивает события 411 г. как период террора и запуганности демоса (VIII, 5497), Аристотель характеризует их как плавный и с первого взляда легитивный переход от одного режима власти к другому. Таким образом, литературных источников мало, надписей тоже немного, кроме того, они фрагментированы, и поэтому исследователям приходится перечитывать их раз за разом в надежде по-другому понять ключевую фразу или заметить что-либо пропущенное ранее.

В научный оборот отечественного антиковедения «Афинская полития» была введена на следующий же год после находки первый перевод на русский язык был выполнен Н.С. Шубиным, а четыре года спустя вышел еще один перевод А.М. Ловягина. Сейчас чаще всего пользуются переводом С.И. Радцига 1936 г. За прошедшие годы было опубликовано много исследований и солидные комментарии, прежде всего, конечно, фундаментальный труд П. Родса. Последнее переиздание «Афинской политии» на русском языке в переводе С.И. Радцига учитывает уже комментарии П. Родса. Но, тем не менее, многие пассажи до сих пор не ясны и требуют уточнения и новой интерпретации, поэтому очередное обращение к этой теме вполне оправданно.
В данном статье мы обратимся только к одному сюжету, связанному непосредственно с конституцией, выработанной в Афинах в 411 г., а именно как и из кого должна формироваться структура исполнительной власти после введения новой конституции.
Что касается оценок самого характера конституции, то даже Фукидид не последователен он характеризует установленный политический строй в одном пассаже как олигархию (VIII, 68,2), в другом как «благоразумное смешение олигархии и демократии» (VIII, 97, 2). Аристотель, претендуя, по-видимому, на объективность, вообще не высказывает своего оценочного суждения, давая только описание событий 411-410 гг. и отмечая особенности конституции, вырабатываемой весной 411 г. Собственно говоря, Аристотель описывает две конституции: одну для нынешнего времени, другую на будущее. После соответствующих изменений политического строя весной 411 г. радикальных реформирований в ближайшем будущем не предполагалось и формально структура власти для текущего момента и для будущих времен похожа имеется ввиду экклесия из пяти тысяч полноправных граждан, традиционные коллегиальные магистратуры и Буле.
Аристотель не ставит перед собой цель полностью изложить все пункты ни той, ни другой конституции, но только главную суть. Создается впечатление, что он вообще начинает с полуслова. Наибольшую сложность представляет второй параграф 30 главы, интерпретации которого и посвящено данная статья. Поэтому для начала приведем его полностью и для удобства ссылок разделим дополнительно на предложения.
Таким образом, в тексте конституции «на будущее» есть указание только на два условия и одно ограничение: 1) членами Буле могут быть лица старше тридцати лет; 2) выполнять свои функции они должны в течение года; 3) исполнение магистратуры должно осуществляться ими без оплаты (30,2). Но несколькими строками выше, в конце описания конституции текущего момента. Или только к той, которая будет действовать «пока длится война»? В данном пассаже Аристотель конкретно этого не указывает, но как нам представляется, вполне возможно утверждать, исходя из того, что в обоих случаях конституция подразумевала в качестве полноправных граждан только состоятельных афинян, что скорее всего это ограничение касалось обеих конституций. Понятно, что конституция текущего момента выдвигала такое условие ввиду актуальности больших материальных затрат при возможном продолжении войны (возможном, так как определенные влиятельные круги афинского населения стремились к заключению мира). Конституция же, принимаемая на будущие времена, подразумевала ограничение демократии в целом и, соответственно, более или менее жесткий имущественный ценз для полноправных граждан.
Другой вопрос каков должен быть этот ценз и в какой степени должен был подвергнуться аристократизации политический строй? Требование для пяти тысяч способность «служить государству как лично, так и материально» очень расплывчато, но Аристотель более не уточняет. Имеем ли мы право соотнести это сообщение с утверждением Аристотеля, что уже после свержения режима. Четырехсот правителей управление государством и, соответственно, полные гражданские права, предоставляются только тем, кто к этому моменту уже обладал гоплитским вооружением? По словам Аристотеля, свержение Четырехсот было вызвано тем, что они узурпировали власть, полностью отстранив от управления Пять тысяч. Таким образом, мы вправе предположить, что основной критерий выбора этих пяти тысяч граждан не претерпел изменения, и ценз, подразумевающий владение гоплитским вооружением, существовал для них как до, так и после свержения Четырехсот. Кроме того, в третий раз Аристотель говорит, что для ныне вводимого государственного устройства (31,2) нужно произвести смотр всех афинских гоплитов и выбрать из их среды 10 человек и секретаря к ним. Таким образом, Аристотель еще раз подчеркивает, что круг лиц, из числа которых формируются органы управления, ограничивается только представителями двух высших классов по определению Солона.

Итак, подводем некоторые предварительные итоги. Во-первых, конституция, предложенная в 411 г. комиссией из 100 человек для будущего государственного устройства, так и не была четко и окончательно разработана и никогда реально не применялась. Во вторых, что в конце Пелопоннесской войны афинская демократия была настолько ослаблена военными и экономическими неудачами, что не воспрепятствовала, а, возможно, даже попустительствовала легальному установлению олигархического способа правления, что выразилось, прежде всего, в ограничении числа полноправных граждан пятью тысячами. В третьих, в силу объективных причин, прежде всего из-за плохой сохранности оригинала, Ф.Г. Кениону и последующим издателям Аристотеля потребовалось произвести подробно всего три предложения из «Афинской политии,» еще раз убедились в сложности и неоднозначности интерпретации данного текста, что будет служить причиной еще неоднократного обращения исследователей к этому сочинению Аристотеля.