Усиление ОЕПБО и выбор в пользу атлантизма

Уходит в прошлое одно из слагаемых внешнеполитической идентичности Франции неучастие в военной организации НАТО и стремление к автономной (от США) европейской обороне и безопасности. Франции так и не удалось за 20 лет после падения Берлинской стены реализовать идею Миттерана об автономной (по преимуществу европейской, а не атлантической) обороне и безопасности. Следуя политике предшественников, Саркози назвал среди приоритетов своего председательства в ЕС увеличение бюджета европейской оборонной политики, повышение способности ЕС к военному и гуманитарному вмешательству и создание общего рынка в сфере производства вооружений. Однако внутри ЕС существует достаточно сильная оппозиция развитию автономной европейской обороны. Во-первых, все члены ЕС не готовы к качественному увеличению расходов на оборону, необходимому для реализации французской инициативы. Во-вторых, «атлантисты» прежде всего, Великобритания и страны Восточной Европы, видят в этом проекте конкуренцию с НАТО, оспаривание решающей роли США, в которой они видят залог собственной безопасности. Приобретая путевки в грецию, вас ждет знакомство с многочисленными памятниками Древней Эллады, многовековыми традициями и историческим прошлым.

Российско-грузинский кризис выявил новую расстановку сил в Европе, подтвердив способность и решимость России осуществлять функции регионального жандарма на ближайшей периферии ЕС и в зоне перспективных интересов НАТО на Кавказе и, возможно, на всем постсоветском пространстве, невзирая на тесные связи государств ближнего зарубежья с НАТО или только с США. По собственному признанию Николя Саркози, выступившего в роли посредника в урегулировании на горячей стадии конфликта, успех его миссии зависел от способности найти согласие внутри ЕС, особенно со странами Восточной Европы и Балтии, для которых атлантизм идентичен сдерживанию России. Удельный вес этих стран с 2004 г. значительно возрос, и Франции даже в отношениях с Германией пришлось убедиться в том, сколь важно учитывать их интересы в любом европейском досье, включая план Союза для Средиземноморья. Хотя после августовских событий на Кавказе внутри НАТО победила позиция Франции и Германии противников вступления в Альянс Грузии и Украины, в глазах Саркози этот кризис доказал неотложность выработки общей линии ЕС в области европейской безопасности, что предполагает единую внешнеполитическую волю и автономные военные возможности. Поскольку ЕС таковыми не располагает, Франция вынуждена делать ставку на имеющиеся средства НАТО. В конце своего европейского председательства Н. Саркози заявил о намерении совместно с Ангелой Меркель организовать в 2009 г. саммит НАТО, чтобы подтвердить (впрочем, действующий уже) принцип неделимости европейской обороны и НАТО: « Мы решили, что отныне 27 (членов ЕС) должны понять: это политика обороны и безопасности Европы и НАТО. Что политика европейской обороны и безопасности является дополнением к НАТО, и невозможно противопоставлять одно другому»11. В этой связи совершенно логичным является возвращение Франции в военную организацию НАТО с 1 января 2009 г.12, поскольку только полномасштабное участие в работе всех атлантических структур позволит стране сохранять влияние на принятие натовских решений в области европейской безопасности. При условии, что это будет сочетаться с интересами и стилем евроатлантических отношений, который задаст новая администрация США. Решение Саркози определяется вектором развития ЕС, заданным его стремительным расширением на восток. Произошло то, чего в середине 1990х гг. опасался президент Жак Ширак: вступление в ЕС посткоммунистических стран Восточной Европы привело к атлантизации ЕС.
В президентство Ширака именно проатлантическая ориентация новых членов ЕС мешала согласию между Францией и восточноевропейскими странами, которые видят основу своей безопасности и внешнеполитического влияния в НАТО и в тесном союзе с США, извлекая из своего членства в ЕС, главным образом, экономические преимущества. Эта позиция приходила в противоречие с формулой французского видения евроатлантических отношений: «союз, но не подчинение». Внимание к этой проблематике было привлечено разразившимся в августе 2008 г. российско-грузинским конфликтом из-за Южной Осетии. Хотя за действиями Михаила Саакашвили стояла тень США, американская дипломатия не стремилась активно участвовать в разрешении конфликта, и Франции представился случай выступить от лица ЕС посредником в политическом урегулировании на «горячей» стадии кризиса. Николя Саркози сделал вывод из многочисленных и напряженных европейских и евроатлантических консультаций вокруг этого конфликта и вокруг приема Грузии и Украины в НАТО, следуя намерению, провозглашенному в начале президентства: он разрешил противоречие между усилившимся проатлантическим лагерем внутри ЕС и французской линией на создание европейской оборонной идентичностью в пользу атлантизма. Восточная Европа, ее численное преобладание, заставляет Францию выбрать атлантизм, чтобы сохранить свои позиции в Евросоюзе и, в идеале, чтобы сделать НАТО более европейской13. В 1997 г. Жак Ширак вслед за Франсуа Миттераном хотел вернуться в военную организацию НАТО из страха маргинализации страны.
Та же логика привела к решению Н. Саркози. Как представляется, это решение определили несколько факторов:
• закон количества, подавляющее большинство сторонников атлантизма внутри ЕС благодаря его расширению на страны Восточной Европы;
• экономический кризис, который делает малореальным качественный рост бюджета европейцев на оборону;
• кавказский кризис августа 2008 г показал европейцам: «Россия возвратилась к утверждению своего могущества»14. Силовой внешней политике России должна соответствовать консолидация Запада.
Франция и «новая Европа» Николя Саркози хотел использовать европейское председательство Франции, чтобы растопить холод отчуждения со странами Восточной Европы и Балтии. Но парадоксом начала председательства Франции в ЕС является обратная связь внутри каждого из важнейших направлений ее усилий: взаимопонимание с восточноевропейскими членами ЕС было обратно пропорционально решимости Франции добиться прорыва в создании Средиземноморского союза и в обеспечении энергетической безопасности, в которое она вписывает прогресс евро-российских отношений.

За первый год своего президентства Николя Саркози провел серию встреч с лидерами восточноевропейских стран ЕС, стремясь преодолеть неблагоприятное наследие Жака Ширака. Растопить холод отчуждения была призвана фраза послание, напоминающая о венгерских предках Н. Саркози и произнесенная им во время визита в Софию: «Все-таки, я сам наполовину из Восточной Европы». Важным позитивным сигналом было снятие Францией ограничений на привлечение рабочей силы из «новой» Европы. Избирательная натурализация иммигрантов во Франции особенно благоприятна для выходцев из этого региона.
В начале своего президентства Николя Саркози провозгласил борьбу с климатическими изменениями, в частности, с вредными выбросами в атмосферу (СО2), а также пересмотр системы квот на выбросы и на производство и распространение биотоплива частью политики, которую он назвал новой «политикой цивилизации», равной по универсальному значению Декларации прав человека. В качестве альтернативы Франция предлагает ЕС развитие ядерной энергетики, в которой страна занимает лидирующие позиции. Не только некоторые члены ЕС, но и бурно развивающиеся страны, такие как Россия, Бразилия, Китай или Индия не готовы принять жесткие ограничения вредных выбросов, поскольку это повышает себестоимость продукции. Соответствующие призывы к США тоже не встретили понимания американских законодателей, приверженных протекционистской политике.
Противодействие политике, предложенной Францией, ярко проявилось на прошедшем в Японии саммите Большой восьмерки (июль 2008), однако Николя Саркози удалось добиться одобрения Европарламентом в первом чтении пакета мер, направленных на качественное сокращение странами ЕС (на 20 % к 2020 г.) вредных выбросов в атмосферу и увеличение доли возобновляемых источников энергии в энергоснабжении Европы до 20 %15. Переговоры со странами Восточной Европы, особенно с Польшей и Венгрией, были особенно трудными, поскольку их тяжелая индустрия и ядерная энергетика уже были свернуты при вступлении в ЕС. Теперь же от них требовались новые жертвы, и новые директивы ЕС могут угрожать их экономическому росту, а выбор между развитием и экологией особенно драматичен перед лицом экономического кризиса.